Дмитрий Глуховский | Сера
СЕРА
- Лейтенант Скаредова Валентина Сергеевна. Так, я записываю, учтите. На телефон, вот. Мне дали ваше дело. Здравствуйте.
- Здравствуйте.
- Значит… Это я для записи… Дело по поводу вашего мужа, Петренко Максима Александровича, 1973 года рождения. С которым вы проживали зарегистрированным браком по адресу Ленинградская улица, дом 21, квартира 5, восьмой микрорайон Центрального района, город Норильск.
- Проживали.
- Двадцать шестого декабря две тысячи восемнадцатого года Петренко Максим Александрович, будучи сотрудник Медного завода, в должности мастер наладки оборудования сернокислотного цеха, на работу в положенное время не явился. При звонке вам из управления ООО «Норникель» сотрудника службы кадров, вы сообщили, что ваш муж Петренко Максим Александрович недомогает дома, конкретно отравление. Верно?
- Да.
- На следующий день Петренко Максим Александрович на службу не вышел повторно, чем вызвал новый звонок из управления, на который опять было отвечено вами. Вами было заявлено, что Максим Александрович продолжает находиться на больничном по причине отравления или инфекции. Это же повторилось в среду. Я правильно излагаю?
- Все правильно.
- Потом вы по своей инициативе связались со службой кадров Медного завода, сообщив, что Максим Александрович продолжит отсутствие на рабочем месте вплоть до новогодних праздников. После чего отгулы в связи с Новым годом.
- Да.
- Седьмого января муниципальная бригада по уборке мусора, а именно Ковальчук Д.К., сообщил в Первый отдел полиции ОВД города Норильск об обнаружении на вверенной территории пакета пластикового от магазина «Магнит» с головой мужчины среднего возраста.
- Об обнаружении.
- Что?
- Об «обнаружении», а не об «обнаружении».
- В протоколе это без разницы. Там буквы.
- Ну я это так, для вас.
- У нас «обнаружение» говорят все. Я раньше тоже говорила «обнаружение», до учебки, но потом привыкла.
- Извините.
- Пожалуйста. С головой мужчины среднего возраста, в которой был опознан ваш муж, Петренко Максим Александрович.
- Это у вас, наверное, профессиональный сленг.
- Что?
- «Обнаружение». У нас вот говорят тут «рудники» вместо «рудники», например. В единственном числе – «рудник». (кашляет) Устала бороться.
- Вас это сейчас больше всего беспокоит?
- Нет. Я просто так сказала, к слову пришлось. Извините. Вы продолжайте.
- Сейчас. Так, вы меня сбили. А, вот. В которой был опознан ваш муж Петренко…
- Да. Вот тут.
- Опознание было произведено сотрудником службы кадров ООО… Так. По прошествии… По происшествии… Через примерно две недели. Все это время вы говорили по месту работы супруга о его недомогании.
- Правильно.
- Когда по месту жительства Петренко М.А. прибыла оперативная группа, вы сообщили им, что Максим Александрович находится на службе.
- Да.
- При этом в морозилке вашего холодильника, марка «Кэнди», была обнаружена кисть и стопа человека, экспертизой установленные как части тела, принадлежащие Петренко М.А… Не отрицаете?
- Не отрицаю.
- В ходе опознания в морге головы потерпевшего вы заявили, цитирую, что в смерти Петренко М.А. виноваты мертвые, которые побудили вас совершить данное преступление.
- Именно.
- Капитан полиции Сергеев А.П., который осуществлял задержание вас, сообщает, что вы имели, цитирую, спокойный и сосредоточенный вид.
- Не знаю. Ему видней.
- Елена Константиновна…
- Да?
- Вы убивали вашего мужа Петренко Максима Александровича?
- Я ведь уже дала признательные показания.
- Вы сами или с посторонней помощью произвели расчленение потерпевшего?
- Физически?
- Что?
- Вы имеете в виду физическую или духовную помощь?
- Физическую.
- Сама.
- А… А духовно?
- Была ведома.
- Кем?
- Была ведома мертвыми.
- Какими мертвыми?
- Мертвыми людьми, которые находятся среди нас. Я имен не знаю. Мертвыми. Которые под горой погребены.
- Под какой, прошу прощения, горой?
- Под Шмиттихой. Это у нас так… Под горой Шмидта.
- Это… Кто там у вас похоронен?
- Только приехали, да? Все, кто город строил. Основатели Норильска, так сказать. Зэка. Вы бы почитали.
- И это мертвые потребовали от вас совершить преступление по сто пятой статье УК РФ в отношение вашего мужа?
- Они без статьи. Я просто поняла, что им нужно, чтобы мой муж тоже умер. Они его к себе звали, а он артачился, не шел. Я только помогла.
- Так. Подождите… Я проверю. Записывает. А кто еще умер?
- Что?
- Вы говорите – надо, чтобы он тоже умер. Тоже – как кто?
- Как они.
- А вы… Вы больше никого случайно… Не убивали?
- Нет.
- А мертвые как вас… Как они вам сообщили о необходимости убить вашего мужа?
- Нашептали. Напели.
- Поточнее.
- Ну это же мертвый город. Мертвый, Валя. Тут живое трудно держится, недолго. Можно я вас «Валей» буду называть?
- Меня надо называть «товарищ лейтенант».
- Вы к нам только-только приехали, да? (кашляет)
- Какое это имеет дело к делу?
- Видно, что не отсюда. Розовая такая. Свеженькая. Вас ведь командируют, да? Следователей. На сколько к нам? На год?
- Значит, так. Я считаю, что вы симулируете. Что вы хотите избежать ответственности. Что цель у вас дуркой отделаться. Никакая вы не сумасшедшая.
- Я и не говорила, что я сумасшедшая. Это капитан ваш говорил. Я не хочу в дурку, Валя. В колонии лучше.
- Мы назначим вам психиатрическую экспертизу. Вот с ней и будете цирк разводить.
- Ну и ладно. Все, я могу обратно в камеру?
- Нет, не можете. Рассказывайте для записи, как вы именно его убили?
- Ножом. Кухонным ножом. В шею ткнула.
- Он оказывал сопротивление?
- Нет. Он пьяный был. Спал.
- В квартире нет следов крови. Где вы его…
- В ванной. Дотащила до ванной, как обычно. Положила. И там уже.
- А дальше… Тоже самостоятельно? Без сообщников?
- Что?
- Ну… Голову. Руки.
- Конечно. А кто мне поможет?
- Просто вы такая… С виду… Обычная. Ну… Хотя и может. А как?
- В сараюшке нашей взяла ножовку по металлу и все. Ума много не надо. Долго только. Все?
- Не все. У вас на груди ожоги от сигарет. И шрамы зафиксированы.
- Да.
- Я понять хочу. Он бил вас?
- Бил.
- Поэтому?
- Нет, конечно. Кого же не бьют? Можно понять человека.
- В смысле?
- Ну как. Ты поживи-ка тут с наше. На производстве бывала уже?
- Нет еще.
- А ты сходи, сходи. В сернокислотный цех сходи. В никелевый. По комбинату погуляй просто, скажи охране, что тебе для дела. В рудник спустись. Посмотри, как они работают. С чем они работают. Люди под землей сидят по сколько часов. Дышат этим. Выходят наверх – а тут темно. Всю зиму без солнца. Зарплаты – знаешь, какие? Цены-то ты видела. А дома жена. Тут надо пить. Тут нельзя не пить. Тут давит очень, очень жмет. И мертвые сидят, зовут к себе…
- Так… Ладно. А с Прохоровым Станиславом Антоновичем вы не были знакомы?
- Кто это?
- Был обнаружен с колотыми ранениями в области шеи на пляже рядом с озером Глиняным.
- Ну?
- Я просто так спросила. Почерк похож.
- Мало ли тут у нас убивают. Вон, не читала новости? Парень, женатый, с ребенком, к соседям поднялся и всю семью забил арматуриной. (кашляет) Бабу, мужика и дочку трехлетнюю. Арматурой железной всех забил. Погугли.
- Я знаю.
- И этого вон осудили еще… Пенсионера. Который свою жену в ее день рождения зарезал. Обоим по шестьдесят, что ли, лет?
- Да.
- Они, думаешь, почему убивают друг друга?
- Почему?
- Потому что у них жизнь ненастоящая. Потому что столько смерти вокруг, что смерть перевешивает. Люди и сами сдохнуть рады, и других убить. Чтобы уже кончилось. Это в вашей Москве или откуда ты там…
- Из Москвы.
- Это в вашей Москве кажется, что жизнь настоящая. А тут это так… Приснилось. Сдохнуть проще. Тут смерть близко. А с этим, на пляже… (кашляет) Наркоманы, может.
- Мы отрабатываем…
- Наркоманам мертвых лучше слышно. И слышно, и видно.
- Опять вы за это? Можете не стараться… Все равно будет психиатр.
- Ну, пускай психиатр. Психиатр, так психиатр. Отпустила бы ты меня, а? Полпятого утра все-таки. Я же не сопротивляюсь. Не молчу.
- Мы еще не договорили.
- Психиатры. На «Норникеле», прежде чем человека взять, два раза через психиатра его гоняют. И вопросник на восемьсот вопросов еще заполни. И что, помогает это? Тут психиатр ни при чем.
- А что при чем?
- Ты мало тут еще, вот и не слышишь их. А поживешь – прислушаешься. Прислушаешься, поверь. И услышишь, как они к себе зовут. Зовут-позовут… Их тут много, много… Много. Под горой. И так… Дома, думаешь, у нас почему на сваях, а не на фундаменте?
- Чтобы вечная мерзлота не оттаивала. На фундаменте едут.
- Я тоже так думала, когда приехала. Нет, Валя, это чтобы от мертвых подальше. Это не от тепла воздушная подушка нужна, а от холода. От шепота. И так, понимаешь, не разобрать, где мертвые, а где живые. Мертвые-то у нас, сама понимаешь, не разлагаются. А живые все серые ходят. Легко ошибиться. Не чувствуется эта разница между жизнью и смертью. Легко перепутать. Вот люди и путаются.
- Тут написано, у вас опухоль ставили.
- Ставили.
- Молочной железы.
- Ну и что? Мало ли у кого тут. Серой дышим. Женщины ладно еще… Детишек жалко.
- Два года назад. Вы оперировались?
- Оперировалась. В Красноярск плавала тем летом.
- И что?
- Дальше растет. Тут не вылечиться. Они, если ухватились за тебя, уже не отпустят. Как рыба на крючке, знаешь? Сильная рыба дергается, тянет, хочет на дно уйти – но однажды силы и у сильных кончаются.
- «Они» – это мертвые опять, что ли?
- Да. Они тут сильные, знаешь? Легко к себе перетягивают. Их тут вон, сколько… Больше нас. Хором шепчут.
- Они вас просили мужа убить?
- Да.
- А расчленить?
- Нет. Это им уже все равно. Это я сама уже… Испугалась. Сначала страшно было. Потом собралась. Надо было девать его куда-то. А то он лежал и разговаривал. Да еще и другие ему поддакивали. (кашляет)
- Куда вы дели остальные части?
- Дела куда-то. Думаешь, я запоминала? Там пурга была, черная пурга. Попадала ты у нас уже в черную пургу?
- Нет еще.
- Видела, у домов от одного подъезда к другому проволока натянута? Это чтобы в черную пургу можно было дойти, не сбиться. А то находят потом… Уйдут к соседям, или до ларька… И летом уже найдутся. Особенно старики, если никто не хватится. Руку протянешь вперед – не видно. Сугробов наметает с автобус высотой. Автобусы стрянут. Пассажиры выйдут, толкают всем автобусом… Хорошо, если в городе застрял. Ветер – собак уносит. Можно особо и не прятать ничего. Так, бросила пакет, и – домой за следующим.
- Еще вопрос. По месту работы не заметили ничего странного?
- Так у них каникулы ведь тоже были. Праздники.
- То есть, вы все праздники так просидели… С ним?
- Ну, а что делать?
- И после праздников вернулись на работу.
- Да.
- А у вас там… Нету штатного… психолога, что ли?
- Кому это нужно? Это же не производство, Валюш, а детский сад.
- И вы вернулись к исполнению обязанностей? Воспитателя?
- Ну а что мне, дальше дома куковать? Пурга спала, сад открылся, я пошла.
- Так… Ладно.
- Ты не подумай… Я детишек люблю очень.
- Ладно. Не об этом.
- Мне-то самой бог не дал.
- Я знаю.
- Что ты знаешь?
- Что нету.
- Ну да. Нету. А иной раз и подумаешь – а были бы? Как они тут зимой в кромешной темноте. Без солнца. Взрослые ладно еще, а детишки вот. Полтора месяца вообще никакого солнца, понимаешь? Тьма, тьма. А потом начинает на чуть-чуть, потихоньку. На коротко. (кашляет) Все такие тщедушные… Мы им и море нарисуем на стенах в садике, и пальмы. Нарисуем. Синей лампой их… По-старинке. Они такие тут головастики все. Прозрачные.
- Почему?
- Ну а как ты хотела? Без солнца. И дышат чем? Сера вон в воздухе в двадцать восемь раз превышена, а кобальт – в тридцать пять. Облака видела над городом? Это ведь от труб все. Это не облака вообще. Сера. Глаза-то – не чувствуешь, как дерет? Сера.
- А для беременных тут вообще как?
- Ну вот так, как. Вот так вот именно. Ты думаешь, что? Что у нас с ним не было ничего? Все было, только… Только каждый раз вот так вот. Просыпаешься ночью… Думаешь, приснилось. А у тебя все. Кровь, кровь, и все вышло.
- А ты… Сколько тут живешь?
- У тебя же есть в деле. В пятом году приехали. Из Липецка. Из Новолипецка. Думали, тут получше будет. Пожирнее.
- Тринадцать лет? Долго.
- Восемьдесят зарплата, мы и купились, идиоты. Восемьдесят… За все-про все.
- Восемьдесят – тысяч?
- Восемьдесят тысяч.
- Хорошая зарплата, между прочим! У нас-то пока до такого…
- Это у них, в сернокислотном, или в рудниках. За это платят, за здоровье. За жизнь, за годы. Мужики по пятьдесят лет живут… Пересчитай на свои. А билет на материк - шестьдесят! А цены в магазинах… Не отложишь. Попадаешь в колесо – и давай, беги.
- И так… Часто бывает у людей?
- Как?
- Ну что… Что прерывание беременности?
- Выкидыши? Да кругом.
- Ну, наверное, это пожить надо тут… Не сразу же…
- Надо пожить.
- Сразу ведь ничего не станется, наверное.
- Сразу-то… А ты… Ты что? С собой, что ли? Сюда привезла? (кашляет) Ох ты, господи… Зачем ты согласилась-то сюда?
- А что, думаешь, можно выбирать? Куда пошлют, туда и едешь.
- Куда пошлют… А хахаль где?
- В Караганде.
- Ох.
- Ладно. Ладно. Все. Думаю, я все услышала. Я потом завтра еще приду. Надо будет это все начисто записать.
- Приходи.
- Да. Все. Покурить хочешь?
- Нет. Чаю можно?
- Да. Я принесу. Я схожу сейчас.
- Спасибо.
- Сильно бил?
- Ты видела.
- А почему?
- Почему… Потому что надо куда-то девать. Их там в цеху охаживают, они домой приносят. Цех… Ты видела фотки его? Показывали тебе?
- Ну да.
- После того, как у него ожог был?
- Я голову видела.
- А. Ну да. Ну вот после ожога. После ожога совсем плохо стало. Что ни день, то на рогах. Ему говорили, что уволят. А он все равно. Говорить говорили, а увольнять не увольняли. Кто еще в сернокислотный пойдет? За восемьдесят? Среди молодежи дураков нет. Молодежь на материк уезжает. Они жить хотят, а тут мертвечина одна. Никель, медь, сера. И эти под горой… (кашляет). Видишь. Их тоже вот послали. Родина прикажет… Их-то тут, небось, больше, чем нас. Зовут к себе.
- Я коньячку плеснула.
- Тебе ничего не будет за это?
- Ночь, кто узнает?
- Хорошо. Прямо разглаживается все внутри. Отпускает. Спасибо.
- Ну… Ты, в общем, на экспертизе так и говори тогда. Говори про своих мертвых, ладно. А я тоже… Напишу, ну…
- Да насрать мне уже. Пиши, что хочешь.
- В плане?
- Его надо было, Максима. Давно уже надо было. И самой, дуре, не терпеть это все, и ему чтоб не мучаться. Так или сяк. Я отравить его хотела, но все не знала, чем, чтобы наверняка. А тут прямо не выдержала. Когда он меня в живот опять… Еле дождалась, пока уснет.
- Ты говори им про мертвых, на экспертизе. Про мертвых говори. У вас тут эксперты такие… Поверят.
- Насрать. Признаюсь.
- Зачем?
- Нет сил больше. Не хочу. В колонии кончится быстрей. Хочу, чтобы все скорей кончилось.
